«После того, как русские заняли Вильну, 18 августа я вернулся в Варшаву, где вел довольно праздный образ жизни вплоть до того самого дня, когда король Пруссии отвел свои войска от столицы. Пережившему все тяготы и треволнения, к которым я не привык, и при отсутствии перспектив, не сулящих ни надежд, ни утешения, мне необходимо было отдохнуть. Я развлекался тем, что почти каждый день по несколько часов проводил в нашем лагере, где до снятия осады города постоянно кипела жизнь. Отступление короля Пруссии в ночь с 5 на 6 сентября я воспринял с удивлением. Однако я вовсе не был склонен разделять искреннее или фальшивое умиление тех, кто расценивал этот демарш Фридриха Вильгельма как шаг к разъединению Пруссии и России и усматривал в этом некие положительные последствия для Польши».

«Полмесяца я провел в Варшаве в ожидании увидеть какие-либо результаты от снятия осады и затем обратился к генералиссимусу за разрешением посетить свою деревню Соколув, что по дороге на Гродно, в четырнадцати лье от столицы. Я легко получил этот документ, так как не состоял на военной службе в качестве добровольца и в связи с полным бездействием нашей армии на дистанции от Гродно до Белостока. Недолго отдыхал я в деревне, где и узнал о поражениях наших войск под командованием генерала Сераковского в Крупчицах и под Брестом. Но я совершенно ничего не знал о том, что Костюшко лично взял на себя командование армией Сераковского, и даже не догадывался, что Суворов со своим многочисленным войском уже идет на Варшаву».

«Первые серьезные атаки неприятель предпринял 27 июля. Прусские гусары вытеснили передовые части наших стрелков из деревни Воля. После этого успеха вражеская пехота пошла на батареи генерала Зайончека, но наши сумели отбиться, и противник, понеся потери, отступил. Затем, в частности, 30–31 июля, а также 1 и 3 августа, прусские войска применили тяжелую артиллерию для обстрела Варшавы, однако ни одно здание в городе повреждено не было. Безуспешными оказались и попытки атаковать батареи генерал-лейтенанта Мокрановского.

2 августа прусский генерал Шверин обратился к коменданту Варшавы Орловскому с посланием, в котором содержались требование сдать город и угрозы в случае неповиновения. Комендант ответил генералу, что свой ультиматум ему следует направить главнокомандующему польской армии, которая занимает позиции в зоне между прусскими войсками и столицей».

Если бы в этих условиях Ваше Величество позволило себе известить жителей Варшавы о данной альтернативе, и если бы горожане сами могли принять решение, я заранее с величайшим удовольствием увидел бы в лице Вашего Величества спасителя варшавян. В противном случае мне ничего не остается как пожалеть о бесполезности этой моей инициативы, тем более, что повторять ее я не в состоянии, несмотря на всю мою живую заинтересованность в сохранении Вашего Величества и всех тех, кого кровные связи и преданность призвали к Вашей персоне.

В любом случае прошу Ваше Величество принять уверения в высоком уважении и остаюсь, Государь, брат мой, Вашего Величества брат добрый.

Фридрих Вильгельм.

Военный лагерь, Воля, 2 августа 1794 года».

«В тот самый день, когда генерал Шверин отправил свое предупреждение коменданту города Варшавы, генерал Домбровский провел мощную атаку против русских войск в районе Чернякова и отбил у них два фортификационных сооружения. 16 августа Домбровский вновь пошел на русских и поначалу имел некоторое преимущество, однако воспользоваться им не сумел и отступил в сторону Вилянова, так как противник получил многочисленное подкрепление.

Вражеские войска дрались ожесточенно, и поляки проявляли все свое достоинство и подлинный патриотизм, участвуя в суровых локальных боях, которые велись почти ежедневно. А Высший совет, стоящий во главе правительства, в это же время обеспечивал порядок в столице и на территориях, не оккупированных захватчиками».