«В начале пятой недели князь Зубов пригласил меня к себе и сообщил, что императрица была огорчена теми неприятностями, которые я испытал по причине секвестра моих земель, что это было лишь какое-то недоразумение, так как она не имела ни намерения, ни даже права секвестировать земли в Польше. Иначе обстояло дело с владениями, которые я имел или мог получить по наследству в Белой Руси, так как жители этой провинции были подданными императрицы. Она распорядилась наложить секвестр на владения всех тех, кто активно участвовал в польских событиях со времени последнего сейма, то есть с 3 мая 1791 года. Князь прибавил, что, по всей вероятности, я уже обращался туда, куда положено было обращаться по закону, чтобы мне вернули земли в Литве. Что же касается моих владений в Белой Руси, то можно было бы отдать приказ генерал-губернатору Пассеку, чтобы секвестр был с них снят. Однако продолжал князь Зубов, если вы до сих пор не были знакомы императрице, но обращаетесь к ней с просьбой о возвращении ваших земель, то будет лишь справедливым показать, что вы достойны ее милости. Невозможно, чтобы человек, отличающийся высоким происхождением, состоянием и талантами, захотел отказаться от привилегии служить своей родине и взамен того предался так называемым идеям филантропическим, чтобы не сказать революционным».

«Я ответил ему, что приехал не для того, чтобы искать милостей у императрицы, но чтобы обратиться за справедливостью, так как я не причинил никакого вреда России и не могу быть обвинен и наказан только за то, что выполнял свой долг, служа родине. Я добавил, что секвестр моих земель, который сам князь называл недоразумением, может нанести существенный урон моему состоянию, но я не жалуюсь на это и не прошу никакого возмещения ущерба. И, наконец, заявил, что никогда не был революционером, но не отрицаю своей склонности к филантропии, к которой призывает и сама императрица, что я охотно служил бы свободной и независимой родине, но мне претит служить ей, когда ею управляют несколько лиц, которые заставляют всех подчиняться себе только потому, что за ними следует русская армия, что я вообще принял решение покинуть свою страну навсегда, так как есть общее мнение, что Польша не избежит еще одного раздела».

 «Не думаете же вы, в самом деле, что императрице нужны новые земли?.. Разве не могла бы она, если бы захотела, за одну военную кампанию захватить Турцию и посадить на трон в Константинополе своего внука?.. Польша становится гораздо полезнее для нее в качестве друга и связующего коридора с остальной Европой; только с такой точки зрения эта страна интересна для России... Вы позволяете кричать повсюду в ваших провинциях этой мелкой шляхте, которая сама не знает, чего она хочет, вашим якобинцам-санкюлотам, которым нечего терять, и вашим бывшим барским конфедератам!.. Но разумные люди, которых немало в вашей стране, разве могут допустить предположение, что императрица согласится на раздел Польши? Я могу заверить вас, что таких намерений у нее нет. Если бы вы понимали величие ее души и благородство ее чувств, вы бы первый старались развеять ложные слухи на этот счет. Неужели вы думаете, что Феликс Потоцкий, Браницкий и Ржевуский стали во главе Тарговицкой конфедерации для того, чтобы предать интересы своей родины, и что они обратились бы к российской императрице с такими низменными намерениями»?

«Но вернемся к начальному предмету нашего разговора. Вы понимаете, что вам невозможно более оставаться в бездействии, показывать свое недовольство новым положением дел и не признавать добрых намерений императрицы по отношению к вашим соотечественникам. Я должен сделать вам некоторые предложения, из которых вы выберете то, что вам подходит. Это может быть, например, занятие, вполне достойное вас, – взять на себя управление королевскими владениями, которые из-за нынешнего плохого управления значительно потеряли в своей действительной стоимости и приносят малый доход королю, обогащая только тех, кто ими управляет.

На это я ответил, что, имея собственные значительные владения, не могу принять это предложение и что не имею желания обогащаться, управляя землями, которые мне не принадлежат, и жертвовать для этого своим отдыхом и спокойствием. Тогда Зубов предложил мне взять на себя опеку над молодым князем Домиником Радзивиллом, которому требовался присмотр со стороны человека значительного и при этом честного и бескорыстного, так как, говорил он, состояние Радзивиллов огромно, но дела их расстроены. Князь подчеркнул, что поскольку я являюсь родственником этого семейства, то мне не подобает отказывать ему в своей помощи. Я дал тот же ответ, что и на первое предложение, и прибавил, что никогда не брал на себя никакой иной опеки, кроме как над вдовами и сиротами, и что никогда не возьму на себя ответственность, которую налагает на опекуна такое большое состояние».

«Я только что получил письма из Литвы, в которых меня умоляли не позволять увлечь себя крайним идеям, не жертвовать интересами семьи и тех, с кем я связан деловыми интересами, а также всех моих соотечественников, которые страдают от преследований со стороны семейства К.... Это были два анонимных письма, из которых одно было написано рукой Коллонтая. В них мне напоминали, что если было столь сладостно служить родине во времена ее процветания, то столь же необходимо и достойно не отказывать ей в своих услугах, когда она находится в тяжелом состоянии. Таким образом, меня обязывали вооружиться терпением и решимостью и употребить влияние, которое я мог иметь в Петербурге, для того чтобы постараться защитить своих соотечественников: если такие люди, как вы, говорилось там, удалятся от дел, то эти дела окажутся в руках интриганов и негодяев».

«Он обещал отправить письма генерал-губернатору Белой Руси Пассеку и заверил, что в тот же день будет говорить с К..., чтобы заставить его дать отчет о причинах секвестра, наложенного на мои земли, и приказать немедленно снять его.

Действительно, на следующий же день великий гетман лично явился ко мне, чтобы сообщить о полученном им приказе, но пожаловался на то, что я несправедливо его обвинил: он действовал так по письменному распоряжению Зубова, о котором князь забыл, а потом сделал вид, что не вспомнил.

Накануне моего отъезда г-н Альтести, секретарь князя Зубова, принес письмо, подписанное императрицей и адресованное губернатору Белой Руси. В нем содержался приказ о снятии секвестра с земель моей семьи, а также распоряжение оказывать помощь по всем вопросам, по которым я буду к нему обращаться».