Разделы
1822-1833 Переезд в Италию, занятия литературой, кончина
1826-1827
Подготовка рукописи и публикация М.К. Огинским четырехтомника «Мемуары. О Польше и поляках, начиная с 1788 и до 1815г.». Восхищение и критика труда, содержащего обилие исторических фактов и стремление автора именно на основе этого материала отчитаться перед современниками и потомками в выполнении им своего патриотического долга.
Анджей Залуский
«Время и музыка Михала Клеофаса Огинского»
«Ещё в Залесье Михал Клеофас привел в порядок свои многочисленные заметки и за первые несколько лет жизни во Флоренции написал четыре тома «Мемуаров» (о Польше и поляках, начиная с 1788 и до 1815 г.). Книга была закончена в 1826 году – это скорее исторический труд, нежели мемуары. Книга заслужила шумное одобрение критики. «Беспристрастного и прежде всего точного описания истории Польши очень не хватало, – писала «Фигаро» 12 марта 1827 года. – Графу Огинскому, следовательно, принадлежит особая заслуга: он первый среди своих соотечественников осмелился рассказать о действиях и событиях, театром которых была Польша. Поблагодарим графа Огинского за то, что он выбрал французский язык, чтобы воздвигнуть прекрасный монумент неудачливой славе польского народа».
«В создании «Мемуаров» Огинскому все время помогал Леонард Ходько (1800-1871), приехавший с ним в Италию и остававшийся там до 1826 года, когда он отправился в Париж, чтобы там проследить за публикацией. В Париже были напечатаны две тысячи экземпляров и три тысячи в Женеве. В 1827 году «Мемуары» вышли в свет в переводе на немецкий язык, второе издание состоялось в 1845 году. В Париже планировалось издать второй раз «Мемуары» на французском языке и обширная переписка с Ходько по этому вопросу и вообще о Польше придавала Огинскому жизненные силы, хотя мнения этих двух людей относительно будущего страны постепенно стали расходиться. Трудно предположить, насколько эти разногласия повлияли на их хорошие взаимоотношения».
Бэлза И. Ф.
«Михал Клеофас Огинский»
«Мемуары Огиньского, бесспорно, имеют значительную ценность для историка благодаря обилию фактического материала и стремлению автора именно на основе этого материала отчитаться перед современниками и потомством в выполнении им своего патриотического долга. Недаром одна из парижских газет писала, что мемуары Огиньского «можно рассматривать как официальные документы». Но, отдавая себе отчет в значении труда, завершению которого были посвящены первые годы жизни во Флоренции, Огиньский все же должен был считаться с теми обстоятельствами, которые заставили его перенести часть материалов в «Дополнения» и разрешить публикацию этой части только после своей смерти. Нужно заметить, однако, что такое распределение материалов объясняется не только тактическими соображениями, связанными с официальным положением Огиньского, но и нежеланием его включать в мемуары сугубо автобиографические данные, не имеющие прямого отношения к его государственной и общественно-политической деятельности. С другой стороны, в мемуарах, так же как и в «Письмах о музыке», мы находим страницы, посвященные не только истории, но и культуре Польши, в частности, таким крупным деятелям эпохи Просвещения, как Красицкий, Сташиц, Коллонтай, «моральный диктатор Польши» Немцевич, «отец польского театра» Богуславский, драматурги Князьнин и Осиньский, упоминавшийся уже Снядецкий и многие другие».
«Мемуары Огиньского недаром названы воспоминаниями о Польше и поляках. Несмотря на сдержанный тон повествования, автору удалось показать трагедию своих соотечественников-патриотов, обманывавшихся в надеждах на восстановление Польши. «Я говорю о тех поляках, которые предпочли быть скорее сосланными в Сибирь, чем отречься от патриотических идей, которые они исповедовали» — такой комментарий дал Огиньский к заглавию мемуаров (т. 1, с. 7). И это разъяснение привело в ярость Николая I, хорошо понимавшего, что «во глубине сибирских руд» томились не только поляки, но и русские патриоты, сохранившие верность своим высоким идеалам».
Первый статс-секретарь министерства иностранных дел Российской империи, впоследствии канцлер, граф Карл Нессельроде, чуть ли не полвека руководивший русской внешней политикой на Западе (а с 1822 года — и на Востоке), в январе 1827 года направил посланнику в Тоскане А. Сверчкову письмо, в котором сообщил о крайнем неудовольствии его величества публикацией мемуаров Огиньского».
«Сверчкову, человеку высокой культуры, находившемуся в близких отношениях с Огиньским и его польскими друзьями, в частности с Марией Шимановской (с которой поддерживала переписку жена Сверчкова), видимо, очень не хотелось читать нотацию автору мемуаров, ибо содержание письма Нессельроде он довел до его сведения лишь 12 апреля 1827 года. Через несколько дней Огиньский написал Николаю I, подчеркнув, что он на протяжении многих лет стремился к объединению Польши под скипетром Александра I. Надо полагать, что как Нессельроде, так и Бенкендорф информировали Николая I о том, что многие польские патриоты, а также их русские и зарубежные друзья рассматривали мемуары Огиньского как документ, уличавший Александра I в вероломстве. Но обещания, дававшиеся им полякам, были общеизвестны, а заявление сенатора Российской империи о своем желании видеть королем Польши русского царя не могло, в конце концов, считаться «крамолой». Николаю I нечего было ответить автору мемуаров».
Несцярчук Л.М.
«Міхал Клеафас Агінскі: Ліцвін. Патрыёт. Творца»”
«У 1822 г. Л. Ходзька разам з Міхалам Клеафасам эмігрыраваў за мяжу, да 1826 г. жыў у Фларэнцыі, затым пераехаў у Парыж, дзе яшчэ пры жыцці князя ў 1826-1827 гг. дапамог выдаць чатырохтомнік ягоных «Мемуараў», сабраў 125 тамоў дакументаў па гісторыі Польшчы, Беларусі, Украіны і інш.
Падрыхтоўка рукапiсу ў Фларэнцыi адбывалася ва ўмовах абвастрэння хваробы, часам прыпынялася, але першыя два тамы былi закончаны ў 1826 г.Л.Ходька неадкладна накiраваўся ў Парыж, каб арганiзаваць iх выданне, i ў гэтым годзе яны былi надрукаваны на фрацузкай мове. Пасля перапынку з-за падагры ў 1827 г. былi падрыхтаваны i надрукаваны трэцi i чацверты тамы мемуараў.
Ва ўступным слове да сваіх «Мемуараў» Міхал Клеафас падкрэсліў, што ён пісаў пра тых патрыётаў і сваіх землякоў-ліцвінаў і палякаў, «... якія бачылі сваю краіну знясіленаю грамадзянскімі войнамі ... якія нават тады, калі ўбачылі, што іхняя радзіма, разарваная на шматкі, знікае ўрэшце з шэрагу дзяржаў Еўропы, не пераставалі любіць яе і жадалі жыць, каб убачыць, як яна паўстае з попелу...».
«Пасля публікацыі Л. Ходзькам у 1829 г. нататкаў аб польскіх легіёнах Міхал Клеафас у шэрагу пісем падверг яго ашаламляльнай крытыцы, перасцерагаючы Леанарда як гісторыка пазбягаць у сваіх гістарычных працах эмацыйных выразаў і такіх слоў, як «здраднік», «вераломнасць», «кароль-прызрак», «баязлівасць» і г.д., а захоўваць спакой і дэманстраваць добрае веданне гістарычных фактаў.
Міхал абвінавачвае Леанарда ў тым, што той папаўся на вуду «дарадцаў», якія, верагодна, з’яўляліся ворагамі Агінскага. Агінскі абвяргае выпады Ходзькі аб тым, што князем недастаткова было зроблена для аб’яднання парыжскіх палякаў у 1797 г., што ён, Агінскі, быў адзіным праціўнікам плана склікання Міланскага сейма і г.д.
Сам Леанард Ходзька так ацэньваў адносіны да Міхала Клеафаса: «3 васьмі гадоў (1819-1826), якія я правёў побач з Агінскім, тры былі пражытыя ў Залессі. Гэтыя ўспаміны як мелодыі... успрымаюцца з асалодай.... Пазней нас раз’ядналі палітычныя абставіны, нашыя меркаванні, карацей кажучы, нашыя погляды на вырашэнне польскага пытання. Але юнацкая прыязнасць да яго назаўсёды засталася ў маім сэрцы».
