Разделы
1800-1810 Возвращение в Россию в Залесье, сенатор Российской империи
1803
Возведение усадьбы в Залесье, занятия музыкой. Издание в Петербурге оперы «Зелис и Валькур, или Бонапарт в Каире». Публикация полонеза №6 до минор «Прощание» в первом выпуске альманаха Эльснера «Собрание прекрасных музыкальных сочинений и польских песен».
Иво Залуский
«Ген Огинского»
«В течение последующих пятнадцати лет Михал Клеофас полностью и радикально перестроил усадьбу в Залесье, чтобы она максимально соответствовала его вкусам. Огинский нанял профессора архитектуры Виленского университета Михала Шульца для выполнения чертежей, а руководить строительством поручил Жозефу Пусье – официальному архитектору литовского правительства. Постепенно дом превратился в четырехугольную одноэтажную усадьбу с четырьмя башнями в каждом углу, дорическими фронтонами и двумя отдельными флигелями. Усадьбу окружал обширный парк, разбитый в английском стиле, украшенный беседками и павильонами. По соседству размещались крестьянские хозяйства и озеро, через которое по узкой насыпной дороге можно было попасть на поросший деревьями Лебяжий остров».
«В Залесье первенство принадлежало музыке. Не будучи отягощенным чрезмерными обязанностями, Михал Клеофас посвящал свое время фортепиано, скрипке и композиции. Еще находясь в изгнании, он вынашивал идею написания аллегорической оперы о Наполеоне. В этом его горячо поддержал Юзеф Козловский, которого в 1801 году назначили директором императорских театров в Санкт-Петербурге. Идея о постановке оперы Михала Клеофаса на санкт-петербургской сцене представлялась собеседникам весьма заманчивой, особенно в свете наметившегося французско-русского сближения. Одноактная опера «Зелис и Валькур, или Бонапарт в Каире», автором музыки и текста которой являлся Михал Клеофас, была закончена и отправлена в Санкт-Петербург в 1803 году. Ее ближневосточный сюжет, рожденный как сочетание псевдотурецкой выразительности и истории египетских походов Наполеона, немного напоминает «Похищение из Сераля» Моцарта, хотя непосредственным источником вдохновения явилась сочиненная в 1787 году опера Франсуа Андре Филидора «Прекрасная рабыня, или Валькур и Зелис» на либретто А. Ж. Дюманьяна. Герой оперы – молодой французский офицер Валькур, пленник египетского паши Абубокира. Валькур влюблен в Зелис, девушку из гарема паши, влюбленную в Валькура и отвергающую любовь Абубокира. Паша приговаривает Валькура к смерти, однако благодаря вмешательству Бонапарта-освободителя и его адъютанта – польского генерала Сулковского, жизнь Валькура спасена, и Бонапарт разрешает возлюбленным вступить в брак».
«Несравнимо более высокими по качеству являются романсы Огинского для голоса и фортепиано, которые навеяны его, казавшимся бесконечным, медовым месяцем с Марией. В стилистическом отношении романсы совершенно не похожи на оперу, поэтому можно лишь удивляться, как «Зелис и Валькура» мог сочинить тот же автор. Романсы созданы на польские, французские и итальянские тексты; каждый из них можно полноправно назвать песней любви, звучащей под аккомпанемент фортепиано в шубертовском стиле, в отличие от скромных оркестровых средств оперы, обеспечивающих лишь основную вертикальную поддержку без гармонической фигурации или с незначительным ее использованием».
«Как и фортепианные полонезы, которые текли тогда если не рекой, то с регулярным постоянством, романсы приобрели широкую популярность в Польше того времени, особенно если они выходили из-под пера человека, уже при жизни сделавшегося легендой – музыкально одаренного воина-князя и «благородного авантюриста», о котором рассказывали столько экзотических – и апокрифических – историй. В немалой степени их популярности способствовало и закулисное лоббирование Козловского, который с гордостью и где только мог восхвалял сочинения своего бывшего ученика».
«Простота и ненавязчивое богатство мелодии произведений Михала Клеофаса идеально подходили для домашнего музицирования в тот сравнительно стабильный период, который переживала бывшая Речь Посполитая. Кроме того, они отвечали самым разным вкусам и настроениям. Поговаривают, что поляки, как никто другой, за исключением русских, наслаждаются страданиями. Поэтому неудивительно, что самые популярные полонезы были написаны в минорном ключе, чтобы как можно совершеннее отразить то чувство меланхолии, которое владело в тот период сердцами поляков. Мелодия одних полонезов была полна лиризма, у других она выглядела капризно-причудливой и радостной, у третьих по-военному строгой и ассоциировалась скорее с оловянными солдатиками, нежели с суровыми реалиями войны. Самое главное – что эти полонезы следовало слушать, а не танцевать».
«Речь не идет о том, что под музыку полонезов Михала Клеофаса нельзя было танцевать. Они также могли звучать в переложении для камерного оркестра в более изысканной среде; некоторые такие переложения существенно отличались от оригинала, часто к «скелетным» вариантам Михала Клеофаса добавлялись другие музыкальные элементы, чтобы «облечь их плотью». В сочинениях Михала Клеофаса отражалась его несколько ограниченная фортепианная техника. В партии левой руки преобладали альбертиевы басы в среднем регистре, часто записанные «стенографически», поэтому фактическая структура аккордов создавалась самими исполнителями. Для ведения мелодической линии в басовой тесситуре Михал Клеофас применял прием перекрещивания рук. Такой стандартный алгоритм устраивал всех музыкантов, начиная от девочек, постигавших азы музыки и полагавшихся на довольно простое нотное письмо, и кончая виртуозами и капельмейстерами, которые могли создавать собственные аранжировки, отвечавшие их вкусам или исполнительским возможностям. Так или иначе, Михал Клеофас не возражал против того, как поступали с его полонезами, а был просто очень рад, что его произведения привлекали внимание и нравились. Как и прежде, он совсем не отслеживал своих публикаций и оставил всю работу по их редактированию и корректировке на попечение Козловского. Именно ему Михал Клеофас должен быть благодарен за то, что часть его полонезов опубликовал Эльснер в Варшаве».
Бэлза И. Ф.
«Михал Клеофас Огинский»
«Было время, когда Огиньский (до второго приезда в Петербург) возлагал надежды на «генерала революции», которым Бонапарт довольно долго оставался в глазах не только польских патриотов. По совету Сулковского, который твердо верил в симпатии Наполеона к Польше, Огиньский написал будущему императору письмо, где высказал надежды, возлагавшиеся на него польской эмиграцией. Письмо это осталось без ответа. Видимо, к девяностым годам XVIII века относится и одноактная опера Огиньского «Зелида и Валькур, или Бонапарт в Каире». Правда, она не упоминается ни в одном из автобиографических трудов Огиньского, но все же есть веские основания полагать, что именно он был автором текста и музыки этого произведения».
«Герои оперы — молодой французский офицер Валькур, пленник египетского паши Абубокира, и томящаяся в его гареме девушка — арабка Зелида, влюбленная в Валькура и отвергающая любовь паши (ситуация, живо напоминающая «Похищение из сераля» Моцарта). На сцене появляются также Сулковский и сам Наполеон, утверждающий в своей арии: «Свобода — единственная цель моих трудов». Такую веру в Наполеона сохраняли многие поляки.»
«В Петербурге, куда Огиньский часто приезжал из Вильно и из расположенного неподалеку от него своего поместья Залесье, он встретил, помимо Чарторыйского, и своего бывшего учителя Козловского, реквием которого он услышал на похоронах другого своего учителя — Жерновика (Ярновича), скончавшегося в Петербурге. Козловский вместе с Огиньским просмотрел зарубежные издания его трех полонезов (наибольшую известность приобрели к тому времени полонез фа мажор и «Прощание»), исправил многочисленные опечатки и на свой счет напечатал два сборника произведений Огиньского. В один из них вошли полонезы, в другой — романсы. Но так как Козловский тяжело заболел, то и эти издания изобиловали ошибками и, к огорчению композитора, были выпущены на плохой бумаге».
«Произведения Огиньского уже на рубеже XVIII и XIX столетий пользовались громадной популярностью во всей Европе, особенно в Польше, где его имя было окружено ореолом героической славы. Показательно, например, что в 1803 году Юзеф Эльснер, организовав совместно с двумя другими деятелями польской культуры нотопечатню в Варшаве, начал издавать ежемесячник «Собрание хороших музыкальных произведений и польских песен». Первой тетради было предпослано посвящение варшавскому «Обществу друзей науки», основанному в 1800 году: «Обществу ученых поляков — носителям света в народе, заложившим краеугольный камень устойчивости языка польского, опоре наук и искусств [посвящается] это собрание прекрасной музыки и песен польских, как плод собственного сада граждан польских... ».
«И открывалась первая тетрадь «Собрания», принесшего польской общественности действительно много «прекрасной музыки и песен польских», до-минорным полонезом Огиньского, известным под названием «Прощание», а в восьмой тетради «Собрания» за тот же 1803 год, содержавшего довольно много пьес польских авторов, был напечатан его полонез фа минор».
В Петербурге звучат полонезы и романсы Огиньского, а в альбом императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I, Козловский вписывает не только трагический полонез «Прощание», но и до-мажорный марш своего ученика, благоразумно умалчивая, разумеется, о том, что марш был сочинен для «мятежников».