«Низкопоклонником и льстецом я никогда не был. Все, что я скажу про императора Александра не продиктовано никакими личными интересами и амбициями еще и потому, что сейчас, когда пишутся эти строки, императора уже нет с нами, и вся Европа скорбит о его кончине. Но почтительное отношение к истине и потребность высказать свои чувства не позволяют мне обойти молчанием впечатление, которое родилось в моем сердце и уже никогда больше не покидало меня с тех пор, как я впервые встретился с императором в Петербурге. Доброта и забота, которые впоследствии он мне оказывал, симпатия и лестные знаки внимания к моей особе, сердечность и теплота наших встреч вплоть до последнего свидания в 1817 году, когда я имел счастье видеться с ним, внимание ко мне и моей семье – вот чем привлекал меня к себе император Александр. А его доверие к полякам, его уважение и покровительственное отношение к моим соотечественникам, его стремление развивать народное просвещение в польских провинциях, подвластных России, и, конечно же, его желание возродить Польшу – разве меня как поляка все это могло оставить равнодушным?..»
 

«Чарторыйский - министр  иностранных  дел  Российской  империи - вел  сложную  политическую  игру,  отдавая  себе  отчет  в  том,  какую  громадную  роль  играет сохранение  и  развитие  национальной  культуры  в  борьбе  за  государственную  самостоятельность  Польши. Одним  из  важнейших центров этой культуры  он  решил сделать  Виленский  университет - так  с  1803  года  начала  называться  Главная  литовская  школа.  Чарторыйский  куратор  Виленского  учебного  округа  (в состав которого входили литовские, белорусские  и украинские  губернии) - способствовал  открытию  гимназий,  в которых  велось  преподавание  на  польском  языке,  и  расширению  деятельности  Виленского  университета. Во  всем  этом  Чарторыйскому  помогал  Михал  Клеофас  Огиньский,  который  был  избран  почетным  членом университета.  Он  принимал  участие  в  заседаниях сената (ученого  совета),  пожертвовал  университету  два  микроскопа  и  телескоп,  пополнял  его  естественно-исторические  коллекции.  Он  добился  также  амнистии  для  выдающегося  польского  математика,  философа  и  астронома Яна  Снядецкого  (1756—1830),  который  вскоре  после возвращения  в  Вильно  стал  в  1807  году  ректором  университета,  где  другой  прославленный  польский  ученый, его  брат  Енджей  Снядецкий  (1768—1838)  возглавлял кафедру  химии,  а  затем  медицины.  Моральную  поддержку  братьям  Снядецким  и  другим  деятелям  польской  культуры  оказывал  переписывавшийся  с  ними  патриот-просветитель  Гуго  Коллонтай.  Огиньский,  читавший  сочинения  Коллонтая  еще  в  Варшаве,  теперь  знакомился  с  его  высказываниями,  имевшими  большое  значение  не  только  для автора  «Прощания  с  родиной»,  но  и  для  многих  других польских  музыкантов, писателей и ученых».