Разделы
1795-1799 Эмиграция, взаимодействие с польскими организациям
1798-1799
Пребывание М.К. Огинского в Берлине, прием у королевской семьи и министров Пруссии. Ходатайство о возвращении на родину через уполномоченного Пруссии в Петербурге. Письмо графа Ростопчина от имени императора Павла I с отказом Огинскому в возвращении на родину.
Михал Клеофас Огинский
«О Польше и поляках с 1788 года до конца 1815 года», том 1
«5 ноября 1798 года я прибыл в Берлин. Невозможно передать незабываемые впечатления от теплого доброжелательного приема, оказанного мне королевской семьей. Однако уже на следующий день мой добрый друг барон Рид, голландский министр, прислал мне записку. В ней сообщалось, что в то самое время, когда мне оказывали почести в королевском дворце, министру полиции доложили, что мое имя находится в списке подозрительных и опасных лиц».
«А на ужине у графа Шуллембурга меня назвали якобинцем, и все были в недоумении, почему король так расположен ко мне. Барон Рид успокаивал меня, что больших последствий это не получит и все недоразумения развеются, как только в светских кругах Берлина меня узнают поближе. А пока барон советовал мне не терять время и записаться на прием к министру иностранных дел графу Гаугвицу и министру полиции графу Шуллембургу.
Я так и поступил. Уже на следующий день побывал у обоих министров. Беседовать с ними было одно удовольствие, и в дальнейшем и тот, и другой относились ко мне предельно корректно. Каждый из них сказал мне практически одно и то же, используя при этом одни и те же выражения. Они были прекрасно осведомлены о моем участии в восстании 1794 года и не видели в этом ничего предосудительного, так как защита родины – долг каждого гражданина. Министры знали о моем пребывании в Венеции, Константинополе и Париже, а также об остальных моих делах после восстания. Все это не вызывало с их стороны никаких упреков: как свободный человек я мог поступать согласно своим желаниям и убеждениям. Ни один, ни другой не сомневались, что вести себя в Пруссии я буду благоразумно и достойно, а правительство возьмет меня под свое покровительство и обеспечит мне тихую, спокойную жизнь во всех владениях Его Величества короля Пруссии».
«Почти четыре месяца я жил в Берлине и все это время обдумывал, как можно получить разрешение на въезд в Россию. Все варианты, которые приходили в голову, я вынужден был отметать, так как в Петербурге у меня никого не было, кто мог бы порадеть за меня. А в Литве нашлось бы много людей, не желавших моего приезда, и они очень огорчились бы, если бы я туда вернулся. Король не раз и не два подробно расспрашивал меня о конфискации моих земель и о причинах гонений против меня ».
«В один прекрасный день через графа Гаугвица король передал мне свой совет: обратиться с письмом к императору Павлу. Предполагалось, что мое письмо царю вручит уполномоченный Пруссии в Петербурге, который уже получил инструкции об оказании мне поддержки от имени короля. Такой демарш показался мне очень многообещающим. А получилось все наоборот: император Павел оскорбился, что бывший российский подданный ходатайствует о помощи от имени чужого двора, вместо того, чтобы напрямую обратиться к нему со своей просьбой.
29 марта 1799 года я получил письмо от графа Ростопчина:
«Господин граф! Его Величество император, ознакомившись с вашим посланием от 12 марта сего года, счел невозможным удовлетворить вашу просьбу и повелел мне довести это до вашего сведения.
Честь имею и т. д. и т. п. Подпись: Ростопчин».
