Разделы
1789-1791 Дипломатическая работа в Речи Посполитой
1790
Назначение М.К. Огинского особым послом и полномочным министром в Голландию с целью определения политических и экономических отношений с Речью Посполитой. Отъезд Огинского с супругой в Бреслау, затем Рейхенбах для участия в конференции по урегулированию отношений между Пруссией, Австрией, Англией и Нидерландами.
Михал Клеофас Огинский
«О Польше и поляках с 1788 года до конца 1815 года», том 1
«Тем временем, через несколько месяцев, к концу 1789 года, Петр Потоцкий был назначен посланником в Константинополь, Георгий Потоцкий – в Швецию, Адам Ржевуский – в Данию, князь Юзеф Чарторыйский – в Берлин, Непомук Малаховский – в Дрезден, Тадеуш Морский – в Испанию, Франц Букатый – в Лондон, Станислав Потоцкий – в Париж, меня же направили с миссией в Голландию. Эту новость мне привез курьер на мою родину, в Литву. Я немедленно отправился в Варшаву, понимая, что не могу и не должен отказываться от этого назначения в то время, когда положение дел существенно переменилось и речь идет о том, чтобы оправдать надежды моих соотечественников. Я попросил лишь немного времени, чтобы уладить свои семейные дела, и затем, получив инструкции и верительные грамоты, в июне покинул страну».
«Я прибыл в Бреслау 21 июня 1790 года. … 22 числа я нанес официальные визиты всем посланникам, а также графу Гойму и князю Гогенлоэ – коадъютору епископства в Бреслау. Я должен был продлить на некоторое время мое пребывание в этом городе, чтобы выполнить кое-какие особые инструкции, полученные мною, затем, проездом через Силезию, пронаблюдать за ходом переговоров между австрийской и прусской сторонами, но при этом не давая понять, что я имею на это полномочия. Однако последующие указания заставили меня ускорить отъезд».
«Я узнал через князя Яблоновского, что г-н де Герцберг выражал желание повидаться со мною, когда я буду направляться в Голландию, что он советовал мне представиться прусскому королю, прежде чем отправиться к месту назначения, и что он брался сам проводить меня в штаб-квартиру.
Это предложение меня устраивало. 23-го числа я отправился в Рейхенбах. Там я был очень хорошо принят г-ном де Герцбергом, однако с прискорбием увидел, что премьер-министр нашего нового союзника-короля имел в целом очень неблагоприятное мнение о польской нации. Все вопросы, которые он задал мне относительно сейма в Варшаве, мнение, высказанное мне о разных примечательных личностях на этом сейме, недовольство препятствиями, чинимыми торговому договору между Пруссией и Польшей, которое он не мог скрыть, – все это убедило меня в его нелюбви к полякам. Он выступал за альянс с ними только потому, что придерживался принятой им схемы – ослабить Австрию, обеспечить Пруссии Торунь и Гданьск и, следовательно, быть готовым к давлению со стороны лондонского кабинета. Именно в этих вопросах посланник Эварт непрестанно воздействовал на него, упирая на необходимость и преимущества англо-прусского союза».
«Что же касается самого прусского короля, то похоже было, что он действительно испытывал уважение и приязнь к польской нации. Несомненно, что в то время благоприятное мнение о нем вызывало искреннее желание узнать его лично. Мысль о том, чтобы быть представленным Фридриху Вильгельму лично, была для меня тем более лестной, что мне предстояло исполнять роль посланника при том дворе, где главой правительства была его родная сестра. Я прибыл в Шонвальд в послеобеденное время, когда король совершал свою обычную прогулку верхом. Поскольку мне не могли сказать точно, когда он вернется, что могло случиться довольно поздно, я ограничился тем, что доставил письмо г-на Герцберга генералу Кокерицу. Затем я отправился в деревню Олберсдорф, в одной миле от Шонвальда, – она была определена в качестве штаба для гетмана Огинского. Там меня догнала эстафета из Бреслау с бумагами из Варшавы, в которых содержался приказ не останавливаться в Силезии и немедленно продолжить путь в Гаагу».
«26-го числа, проездом через Лейгниц, я встретил королевских гвардейцев из Потсдама, которые направлялись к Шонвальду. По дороге я видел также разные военные части, шедшие к границе Богемии, – это направлялось подкрепление армии, которая должна была в целом насчитывать около ста тысяч человек. Тем временем, несмотря на все эти военные приготовления и препятствия, которые создавали министры обоих дворов на путях к примирению, их монархи обменялись личными письмами, и в результате переговоров в Рейхенбахе была заключена договоренность, подписанная 27 июля 1790 года. Этот дипломатический акт серьезно повлиял на весь ход дел в Польше. Больше не шла речь, как предполагалось ранее, о Галиции, которая должна была стать компенсацией Польше за Торунь и Гданьск».
«Все же переговоры в Рейхенбахе, сблизившие венский и берлинский дворы, не могли не вызвать беспокойства и подозрений в Польше. Леопольд видел, что Нидерланды охвачены восстанием, а Венгрия жаждет отвоевать обратно свою независимость, и понимал невозможность призвать первое из этих государств к порядку без применения силы и противостоять претензиям венгров, если прежде не будет закончена война с Турцией. Прусский король без всяких затруднений согласился на то, чтобы Леопольд провел свои войска в Нидерланды, но с условием, что эти земли не будут считаться завоеванными и сохранят свое прежнее устройство. Вторым условием было заключение перемирия с Турцией, чтобы договориться затем о заключении мира, по которому ей будут возвращены все завоевания австрийцев.
В ходе всех этих переговоров речь о Польше вообще не шла, и это сближение венского и берлинского дворов было для Польши пока лишь печальным предзнаменованием».
Рамуне Шмигельските-Стукене
«Михал Клеофас Огинский.
Политик. Дипломат. Министр»
«В начале лета 1790г. внимание всех государств Европы было направлено на Рейхенбах. Речь Посполитая, следя за действиями своего политического союзника, стремилась получить информацию о результатах переговоров из первых рук, поэтому для наблюдения за ходом переговоров был выслан и новый представитель дипломатического корпуса – чрезвычайный посол и полномочный министр в Республике Соединенных провинций Нидерландов Михал Клеофас Огинский. Получив 5 июня подписанные Станиславом Августом креденциалы и выправив все необходимые для путешествия документы, молодой граф с супругой Изабеллой Ласоцкой и со свитой отправился в Рейхенбах, откуда намеревался уехать в Гаагу».
