Разделы
1811-1812 Доверенное лицо императора Александра I, война с Наполеоном
Геополитика
1812
Отступление российской армии и жителей Москвы из города. Оккупация Москвы французами. Пожары в Москве. Безуспешные три попытки Наполеона заключить мир с Александром I.
После Бородинского сражения, в котором русская армия понесла тяжёлые потери, главнокомандующий Кутузов приказал 8 сентября 1812 года отступить по направлению к Москве на Можайск с твёрдым намерением сохранить армию.
Днём 13 сентября 1812 года в подмосковной деревне Фили состоялся военный совет о плане дальнейших действий. Несмотря на то, что большинство генералов, и в первую очередь генерал Беннигсен, высказалось за то, чтобы дать Наполеону новое генеральное сражение у стен Москвы, Кутузов, исходя из главной задачи — сохранения армии — оборвал заседание военного совета и приказал отступать, сдав Москву французам.
14 сентября 1812 года русская армия прошла через Москву и вышла на Рязанскую дорогу (юго-восток от Москвы). Перед отступлением из тюрем были выпущены (или бежали самостоятельно) уголовные преступники, которые принялись грабить оставленные хозяевами дома.
14 сентября 1812 год во вторник в 2 часа дня Наполеон прибыл на Поклонную гору, отстоявшую от Москвы (в её границах на 1812 год) на расстоянии 3 вёрст. Там по распоряжению неаполитанского короля Мюрата был построен в боевой порядок авангард французских войск.
Здесь Наполеон в течение получаса ожидал, а затем, не увидев со стороны Москвы никаких действий противника, приказал выстрелом из пушки дать сигнал к дальнейшему движению французских войск на Москву.
Конница и артиллерия на лошадях скакали во весь опор, а пехота бежала. Достигнув приблизительно через четверть часа Дорогомиловской заставы, Наполеон спешился у Камер-Коллежского вала и начал расхаживать взад и вперёд, ожидая из Москвы делегации или выноса городских ключей. Пехота и артиллерия под музыку стала входить в город.
Через минут десять ожидания к Наполеону подошёл молодой человек в синей шинели и круглой шляпе и, поговорив несколько минут с Наполеоном, вошёл в заставу. По мнению очевидца Ф. И. Корбелецкого, этот молодой человек сообщил французскому императору, что российская армия и жители покинули город. Это известие, распространившееся среди французов, сначала вызвало у них недоумение, которое с течением времени переросло в уныние и огорчение. Вышел из равновесия и Наполеон.
В это время подходившие французские войска стали разделяться перед подходом к Дорогомиловской заставе на две части и обходить вдоль Камер-Коллежского вала Москву справа и слева, чтобы вступать в город через другие заставы.
Через час, придя в себя, Наполеон сел на лошадь и въехал в Москву. За ним последовала конница, до этого не вступавшая в Москву.
Проехав Дорогомиловскую Ямскую слободу и достигнув берега Москвы-реки, Наполеон остановился. В это время авангард переправился за Москву-реку, пехота и артиллерия стали переходить реку по мосту, а конница стала переправляться вброд. После переправы через реку армия стала разбиваться на мелкие отряды, занимая караулы по берегу реки, по главным улицам и переулкам города.
Улицы города были пустынны. Перед Наполеоном на расстоянии ста саженей ехали два эскадрона конной гвардии. Свита Наполеона была весьма многочисленной. Бросалась в глаза разница между пестротой и богатством убранства мундиров окружавших Наполеона людей и простотой убранства мундира самого императора. На Арбате Наполеон увидел только содержателя аптеки с семьёй и раненого французского генерала, находившегося у них на постое.
Достигнув Боровицких ворот Кремля, Наполеон, глядя на кремлёвские стены, сказал с насмешкой: «Voilà de fières murailles!» Обер-шталмейстер Арман де Коленкур, находившийся при особе императора, писал:
«В Кремле, точно так же как и в большинстве частных особняков, всё находилось на месте: даже часы шли, словно владельцы оставались дома. Город без жителей был объят мрачным молчанием. В течение всего нашего длительного переезда мы не встретили ни одного местного жителя; армия занимала позиции в окрестностях; некоторые корпуса были размещены в казармах. В три часа император сел на лошадь, объехал Кремль, был в Воспитательном доме, посетил два важнейших моста и возвратился в Кремль, где он устроился в парадных покоях императора Александра».
В момент входа французов в Москву 14 сентября 1812 года в разных местах города осуществлялись поджоги. Французы были уверены, что Москва поджигается по приказанию московского губернатора — графа Ростопчина.
В ночь с 15 сентября на 16 сентября поднялся сильнейший ветер, продолжавшийся, не ослабевая, больше суток. Пламя пожара охватило центр близ Кремля, Замоскворечье, Солянку. Огонь охватил почти одновременно самые отдалённые друг от друга места города. Пожар бушевал до 18 сентября и уничтожил большую часть Москвы. До 400 горожан из низших сословий были расстреляны французским военно-полевым судом по подозрению в поджогах.
Для справки
Растопчин Фёдор Васильевич (1763 —1826) — граф (с 1799), русский государственный деятель, генерал от инфантерии, московский градоначальник и генерал-губернатор Москвы во время Отечественной войны 1812 года. Родился в дворянской семье и получил домашнее образование. С детства записанный в лейб-гвардии Преображенский полк, служил в нем лишь два года и вышел в отставку. В 1784 Ростопчин начал службу в армии, а в 1798 был назначен третьим членом коллегии иностранных дел. В 1800г. Павел I поручил Ростопчину написать предложения о внешнеполитическом курсе России. В результате появилась записка «О политическом состоянии Европы». Ростопчин предлагал разорвать союз с Англией, создать союз с наполеоновской Францией и осуществить раздел Турции. Главная мысль записки заключалась в том, что в результате войны с Францией 1799 в выигрыше остались Англия, Пруссия и Австрия, но не Россия. Давая характеристику ведущих стран Европы, Ростопчин приходил к выводу, что почти все они «скрытно питают зависть и злобу» к России. Она должна бдительно следить за ними, и когда ей выгодно, использовать противоречия между ними. Таким образом,, Ростопчин был одним из первых, кто предложил во внешней политике руководствоваться национальными интересами России, а не субъективными династическими предрасположениями.
Обязанности Ростопчина были многообразны и отнюдь не сводились только к ведению внешнеполитических дел. Так, выполняя обязанности директора почтового департамента, он способствовал развитию в России сети почтовых станций. Наряду с этим, с 1799 Ростопчин заведовал делами по бракосочетаниям. Кроме того, он способствовал утверждению Императором Регламента для церквей и монастырей католической церкви в России, который наносил ощутимый удар по деятельности иезуитов. Еще ранее ему удалось добиться запрещения на проведение съездов католического духовенства.
К 1806—07 относится изменение во внешнеполитических симпатиях Ростопчина. Если раньше он выступал за союз с Францией, то теперь становится категорическим его противником, считая, что в изменившихся условиях это противоречит национальным интересам России. В 1807 вышел его знаменитый памфлет «Мысли вслух на Красном крыльце…», имевший шумный успех в обществе. Это был своего рода манифест складывающегося русского национализма. Основная мысль этого произведения носила антифранцузскую направленность: «Господи помилуй? Да будет ли этому конец? Долго ли нам быть обезьянами? Не пора ли опомниться, приняться за ум, сотворить молитву и, плюнув, сказать французу: сгинь ты, дьявольское наваждение! Ступай в ад или восвояси, все равно — только не будь на Руси». Причиной столь резких суждений был кровавый опыт Франции, бьющейся почти два десятилетия в судорогах революции, террора и захватнических войн, начиная с 1789.
Благодаря своей литературной деятельности Ростопчин выдвинулся в первые ряды т. н. «русской партии» или партии «старых русских». Главным центром «русской партии» был тверской салон любимой сестры Александра I — «тверской полубогини» (выражение Н. М. Карамзина) вел. кн. Екатерины Павловны, которая противостояла либеральным устремлениям своего царственного брата и Сперанского. Незадолго до начала Отечественной войны 1812 Екатерина Павловна добилась того, что Ростопчин был произведен в генералы от инфантерии, и вслед за тем состоялось его назначение Московским генерал-губернатором. На Ростопчина, наряду со всем прочим, возлагалась задача возбудить в Москве перед войной патриотические настроения: «действовать на умы народа, возбуждать в нем негодование и подготовлять его ко всем жертвам для спасения отечества». Для выполнения данной миссии Ростопчин выпускал «афиши», информирующие и разъясняющие народу происходящие в стране события. Такие публикации в то время были явлением беспрецедентным и оказывали сильное влияние на население. Название «афиши» они получили от того, что разносились по домам, как театральные афиши. Это были своего рода «мысли вслух», написанные характерным для Ростопчина «народным» ярким стилем. Ими московский главнокомандующий хотел успокоить народ, вселить в него уверенность в русской армии, показать, что «побойчей французов твоих были поляки, татары и шведы, да тех старики наши так откачали, что и по сю пору круг Москвы курганы, как грибы, а под грибами-то их кости».
Немалую роль сыграл Ростопчин в создании народного ополчения и сборе пожертвований на нужды армии. Он возглавил комитет для организации ополчения в Москве и в ближайших 6 губерниях: Тверской, Ярославской, Владимирской, Рязанской, Калужской и Тульской. Кроме формирования ополчения Ростопчин ведал снабжением русской армии, отступавшей к Москве, размещением и лечением раненых.
В день оставления Москвы, по приказу Ростопчина был казнен купеческий сын М. Н. Верещагин, выданный на растерзание толпе. Верещагин ранее был арестован за распространение переведенных на русский язык «прокламаций»: письма Наполеона к прусскому королю и речи, произнесенной Наполеоном перед князьями Рейнского союза в Дрездене, в которых содержались антирусские высказывания и утверждалось, что меньше чем через полгода Наполеон займет обе русские столицы.
После занятия французами Москвы, вспыхнул грандиозный пожар, уничтоживший 9/10 города. В силу ряда обстоятельств, до конца жизни Ростопчин скрывал свою определяющую роль в этом событии. Ныне же большинство историков склоняются к версии, что именно он подготовил все необходимые условия для этой акции: снарядил небольшую команду полицейских-поджигателей и вывез из Москвы все пожарные принадлежности. Сожжение Москвы имело огромное стратегическое и моральное значение и повлияло на весь дальнейший ход войны. Наполеон не смог найти в древней столице ни жилья, ни продовольствия для своей армии, ни достаточного количества изменников и предателей для деморализации русского общества, армии и народа. В этом — бессмертная заслуга Ростопчина, делающая его таким же центральным деятелем Отечественной войны 1812 как и М. И. Кутузов.
На Наполеона пожар произвёл мрачное впечатление. По свидетельствам очевидца, он говорил: «Какое ужасное зрелище! Это они сами! Столько дворцов! Какое невероятное решение! Что за люди! Это скифы!». К ночи 16 сентября пожар усилился настолько, что рано утром того же дня Наполеон был вынужден покинуть Кремль, переехав в Петровский путевой дворец.
Граф Сегюр писал: «Мы были окружены целым морем пламени; оно угрожало всем воротам, ведущим из Кремля. Первые попытки выйти из него были неудачны. Наконец найден был под горой выход к Москве-реке. Наполеон вышел через него из Кремля со своей свитой и старой гвардией. Подойдя ближе к пожару, мы не решались войти в эти волны огненного моря. Те, которые успели несколько познакомиться с городом, не узнавали улиц, исчезавших в дыму и развалинах. Однако же надо было решиться на что-нибудь, так как с каждым мгновением пожар усиливался всё более и более вокруг нас. Сильный жар жёг наши глаза, но мы не могли закрыть их и должны были пристально смотреть вперёд. Удушливый воздух, горячий пепел и вырывавшееся отовсюду пламя спирали наше дыхание, короткое, сухое, стеснённое и подавляемое дымом. Мы обжигали руки, стараясь защитить лицо от страшного жара, и сбрасывали с себя искры, осыпавшие и прожигавшие платье».
Наполеон со свитой проехал по горящему Арбату до Москвы-реки, далее, как писал академик Тарле, он двигался относительно безопасным маршрутом вдоль её берега.
Овладение Москвой Наполеон рассматривал как приобретение, прежде всего важной политической, а не военной позиции. Отсюда Наполеон обсуждает дальнейший план военной кампании, в частности, поход на Петербург. Этого похода опасались при петербургском дворе и в царской семье. Но маршалы Наполеона возражали, они считали этот план невыполнимым — «идти навстречу зиме, на север» с уменьшившейся армией, имея в тылу Кутузова, немыслимо. Наполеон не стал отстаивать этот план.
Также из Москвы Наполеон предпринимает попытки заключить мир с Александром I.
18 сентября Наполеон через начальника Воспитательного дома генерал-майора Ивана Акинфиевича Тутолмина передал, что почитает Александра по-старому и желал бы заключить мир. Наполеон, по-прежнему, намерен был требовать отторжения Литвы, подтверждения блокады и военного союза с Францией.
20 сентября, через два дня, была предпринята следующая попытка к заключению мира с Россией. Письмо с предложением мира было доставлено Александру через И. А. Яковлева (отца А. И. Герцена). На донесение Тутолмина и на личное письмо Наполеона к Александру ответа не последовало.
4 октября Наполеон направил генерала Лористона к Кутузову в Тарутино для пропуска к Александру I с предложением мира: «Мне нужен мир, он мне нужен абсолютно во что бы то ни стало, спасите только честь».
5 октября состоялось получасовое свидание Лористона с фельдмаршалом Кутузовым, после чего князь Волконский был отправлен к Александру I с донесением о предложении Наполеона, ответа на которое Наполеон от Александра не дождался.